Перед вами множество историй о том, что случилось (или могло бы случиться) в ходе путешествия Вавилонской библиотеки на борту «Летучего голландца». Но все эти истории, едва уместившиеся в один толстый том, – всего лишь крошечный осколок реальности, зыбкой, переменчивой, ненадежной и благословенной, как океан

Человек, который летит в самолете, может разглядывать облака в иллюминаторе, а может умирать от страха, рисуя в воображении ужасы авиакатастрофы, — ее вроде бы ничто не предвещает, но мы-то знаем, иногда они случаются. Этого достаточно. Самолет — это, понятно, метафора, потому что у всех свои страхи, и есть люди, которые совершенно не боятся летать, но бледнеют, заслышав начальственный окрик, звук чужих шагов за спиной или позвякивание хирургических инструментов, — неважно, у каждого из нас множество своих причин не разглядывать облака в иллюминаторе, которые, впрочем, тоже всего лишь метафора, и черт с ними. Поскольку нас всю жизнь приучали бояться — не только самолетов, а вообще всего подряд, потому что иногда оно случается, изучение облаков из приятного времяпровождения превращается в задачу номер один, великий вызов, важнейшее из искусств. В детстве мы забирались на чердак или прятались в сарае, среди пыльных коробок и ржавых пил, все равно где, лишь бы там было сумрачно и неуютно, лишь бы устроить себе ночь среди дня, чужбину на родине. Сидели в потемках, прижавшись друг к другу, рассказывали страшные истории, верещали от ужаса, хохотали до колик, и какое же это было наслаждение. Взрослые учили нас бояться, а учиться получать от этого удовольствие приходилось самостоятельно; конечно же, у нас все получилось, такие мы были талантливые — как, впрочем, все дети. Тут еще вот что. Тому, кто рассказывает истории, не страшно — до тех пор, пока он не замолчит. А тому, кто слушает, напротив, страшно и сладко, потому что бояться чужих демонов — одно удовольствие, о собственных можно забыть — до тех пор, пока не замолчит рассказчик. И вот мы рассказываем, взахлеб, не останавливаясь, а вы слушаете, вернее, мы пишем, а вы читаете, и конца этому не видно, и всем хорошо